Когда он родился, он первым делом обоссал меня с ног до головы. Медсестра подняла его повыше со словами: "Гляди, мальчик!". А он кааак заструячит! Медсестры засмеялись, положили его ко мне на грудь. Тоха потыкался носиком в огромную больничную ночнушку, с вырезом, свисавшим мне ниже пупа, обнаружил грудь и тут же начал есть. Это вызвало всеобщеврачебный восторг и шок. Лишь меня и Антоном ничего не шокировало.
А потом нас перевели в палату. Вот мы лежим и зырим друг на друга. Тоха на меня, а я - на Тоху.
Кстати, о том, что у меня будет именно Антон, я узнала на втором месяце беременности - приснилось мне, что мальчика нужно назвать Антоном. Ну, я послушная, так в метрике и записали. Только вот первые неделши как-то тяжело было называть ребенка по имени. Как будто и не Антон он вовсе, а просто ребенок. потом как-то резко стало получаться. Антошка. Антошенька. Тоха.
Потихоньку он учился всему, что положено уметь деткам - улыбаться, поднимать голову, переворачиваться с боку на бок, садиться, стоять, бегать...
Улыбка у него сразу получилась какая-то хитрая. И глазюки из бессмысленных постепенно становились все хитрее и хитрее. Его спросят: "Антошка хитрый?", а он лыбится многорадостно.
Хитрость породила потрясающее умение всем моментально нравиться. Нас всегда обожали в поликлинике и детском саду - и мое обаяние тут абсолютно не при чем - это все Антон. На подсознательном, едва ли не межмолекулярном уровне, сын знал, каким для кого надо быть, и - особенно в младенчестве - умудрялся таковым стать.
Еще один парадокс - по жизни вполне ясно, что он похож - во-первых, на папу в детстве, во-вторых, на маму в детстве. На фото это правило не срабатывает, Антон с кем фотографируетсЯ, на того и похож.
И кокетничать он начал рано - и совершенно обдуманно. Кокентничать по-антохиному надо так: вариант первый - сильно наморщить нос, чтоб аж верхние зубы торчали и шумно засопеть. Вариант второй - в положении сидя наклонить голову к плечу, высунуть язык и сказать: "ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!"
Первый вариант удобен своей универсальностью, второй сложнее, но действеннее, однако он требует серьезных приготовлений - надо найти место, достойное антохиной задницы, примериться как следует, дабы не промазать и старательно туда сесть. И только тогда уже можно приступить к собственно акту кокетства.
В отношениях с женским полом тохино кокетство год от года становится тоньше и ненавязчивее - мастерство, блин, растет с годами. Детям показывают слайды, все туда зырят и ищут себя на фотках. А что Антон? - а Антон придвинулся поближе к самой красивой девочке и невзначай завел с нею разговор об этих слайдах.
Антону два с половиной года. К нему в гости пришла двухлетняя подружка Настя, их усадили на высокие стульчики друг напротив друга и стали кормить супом. Я замечаю, что дети сидет как-то на редкость тихо, заглядываю под стол и замечаю, что Антон гладит своей ногой ногу Насти.
На утренниках Антон танцеут в паре только с первыми красавицами группы.
В его карманах я уже нахожу бумажки с телефончиками девочек - это в пять-то лет!
И так далее.
Сейчас это старание нравиться всем становится сознательным. И иногда даже - противным. Потому что он научился врать. Просто для того, чтобы приятнее выглядеть в чужих глазах. Он не боится наказание - нет, он знает, за что его накажут, а за что - нет. Он просто хочет казаться попривлекательнее.
Наверное, это надо просто пережить - нас ждет еще фаза неискренности. А что делать - все осознанное на первых порах становится нарочитым. врать будем отучаться, но кокетства мне в Тохе не перебороть, да и не хочется ломать природу. Однако его девушкам я уже соболезную.